Суть острова - О`Санчес

— А по-моему, типичная негритянка, и бусы у тебя типично негритянские.

— Как раз наоборот: эти бусы куплены в бутике, если хотите знать, сейчас в Британии такие носить моднее всего. А вот вы, господин Сигорд, настоящий безродный космополит!

— Я безродный космополит?

— Именнно что вы! Я бы еще сказала кое-что на этот счет, да обижать неохота…

— Ну уж скажи, стерплю.

— Хорошо: и не просто безродный космополит, а винегретный, из винегретного района. Вот вам за негритянские бусы! — Сигорд засмеялся, довольный, что ему так легко удалось вскипятить обычно добродушную Изольду. Впрочем, и она, видя что Сигорд в настроении, хотя и устал, сердилась понарошку, чтобы поддержать беседу.

— Где же я винегретный, когда у меня предки известны — скандинавы из Европы. Я, может быть, род свой тяну от норвежских ярлов, викингов, которые и в хвост и в гриву чесали столбовое французское дворянство, вдоволь грабили еврейское ростовщическое купечество, да и ваших племенных вождей по голым задницам лупили с утра и до вечера.

— Гм… — осторожный Яблонски сначала убедился, что раздражения и злобы нет в спорящих сторонах, а потом уже вмешался в разговор:

— Что-то вы, Сигорд, на викинга не очень-то похожи…

— И на ярла тоже! А кто такие ярлы?

— Были такие. Ну, ладно, пусть я буду винегретный викинг, я не против. Куда можно выбросить…

— Давайте, я сама, заодно и кружки помою…

— Спасибо. Итак, подобьем итоги ушедшего дня, а заодно и недели — и по домам, до понедельника. Ян, пока Изольда по хозяйству, с тебя начнем…

— Мамочка, давай это будет не ваша забота!

— Как это не моя? Я не желаю смотреть телевизор и дрожать от страха, ожидать увидеть в сводке происшествий, что мой единственный сын попал в аварию и разбился! Как это — не моя??? Всю жизнь тебя растила, учила, лелеяла, надышаться не могла…

— Ма-моч-ка!

— Жила, жила, не думала, что теперь не моя забота…

— Погодите плакать, мама, я вас умоляю. Ведь всю жизнь я каждый день выходил на улицу и ездил в точно таком же транспорте по точно таким же улицам. И жив, как видите.

— Это ничего не значит, они учились, они водители, у них опыт. А ты такой неосторожный, рассеянный… Накапай, у меня руки дрожат… Шесть капель… Спасибо, ой, прилягу…

— Прилягте, мамочка, прилягте и отдохните. А обещаю вам, что буду предельно осторожен на дороге и уж не сомневайтесь, что ваш сын будет заботиться о себе гораздо лучше, чем любой, самый опытный и квалифицированный водитель. Только это я и имел в виду, когда говорил, что это не ваша забота. Вы ведь не собираетесь за руль, а, мамочка?

— Тебе бы только смеяться. И ведь я бы села за руль, если бы умела, и уж охранила бы тебя так, чтобы пылинка не упала! Помнишь, как хотела с тобой в армию идти?

— Помню, как же, до сих пор краснею. А права на вождение… Так в чем дело? Давайте, я вас на курсы возить буду, теперь там все ходы-выходы знаю, без проблем права получите? А?

— Горе ты мое луковое, все шутишь… А за домом кто смотреть будет? Обеды готовить, подметать, стирать? — Яблонски почувствовал, что наступил тот самый случай, когда можно во всем признаться, насчет его и Изольды, набрал воздуху в грудь, но все же струсил в последний миг и сказал:

— Домработницу найдем, деньги есть, слава богу.

— Не смей! Не смей хвалиться деньгами вслух и… упоминать всуе…

— Хорошо, мамочка, не буду. Все, побежал, дел много.

— Что-то у тебя в последнее время все вечера заняты. Вот что хочешь делай — не нравится мне этот Сигорд, он тебя нещадно эксплуатирует, нещадно. Каждый вечер, даже в субботу…

— Зато и платит. Спите, читайте, смотрите фильмы, я вернусь поздно. А в воскресенье поедем на острова, дышать свежим воздухом. Пока.

— Ой, пока… Закрой сам, Янечек, что-то опять устала… Старая стала совсем…

— Ох, и не знаю, как им об этом сказать…

— Да так и скажи, прямым текстом: у меня теперь другая жизнь, увольняюсь, выхожу замуж, счастливо оставаться.

— Но ведь жалко же.

— Что значит — жалко? Ты им кто — пожизненная нянька сопли вытирать?

— И не говори, что один, что другой… Только это меня и смущает — как они без меня обойдутся? Сигорд — ладно, перетопчется, это такой фрукт, что черта сырым съест ради своей дурацкой прибыли, а Яника со всех точек зрения жалко…

На кухне жарко, даже и форточка не помогает, а дверь не открыть — дочка спит, сбросит во сне одеяло — сквозняк тут как тут. Да и шум — не будешь же все время шепотом…

У Изольды в гостях ее лучшая подруга и советчица Юта, Лютеция, еще с начальной школы дружат. Лютеция пока бездетна, но зато, в отличие от Изольды, замужем, и в силу этого считается здесь, на кухонных посиделках, главным специалистом по семье и браку. Юта бела, худа и не очень красива, но слегка помешана на разговорах о сексе.

— Видать, все-таки, Яник твой, несмотря что на седьмом десятке — мужчина хоть куда, если ты о нем хлопочешь да переживаешь… Чем он так…

— Давай не будем, а? Это наши с ним подробности, интимные, не для третьих лиц. Тем более, что тебе раньше все уже рассказала, во всех деталях, ничего нового нет. Да, он меня устраивал до определенного времени, пока с Марсиком не познакомилась. К тому же не забывай: Янику вон сколько, а Марселло на два года меня старше — есть разница? Жить-то еще и завтра, и послезавтра.

— Конечно есть. Два-три года — идеальная разница: Сид мой тоже на три года меня старше.

— Вот именно. Ой, эти «вот именно» и «надо же» я от Сигорда на язык прицепила — не отвязаться.

— Отвяжешься. Уволишься — как рукой снимет все прежние привычки и заботы. Так ты твердо решила не работать теперь?

— А на фига? Марсик в месяц загребает по восемнадцать-двадцать косых, плюс полное социальное обеспечение. Он меня любит, жениться — хоть завтра, детей он тоже любит, еще одного совместного заведем. Послезавтра заявление подаем. Только боюсь, что от него ребенок совсем уж негром будет.

— Да уж! — подруги дружно захихикали: жених Изольды, Марселло Хайнс, был чистейшим чернокожим, безо всяких признаков посторонних расовых примесей. И полицейским по роду службы.

— Погоди… двадцать даже? Неужели лягавым столько платят?

— Столько, не столько — это не моя забота, лишь бы в дом, а не из дома.

— А как он в этом вопросе?..

— Я же тебе уже рассказывала. Пылкий, аж раскаленный. Одна беда: когда кончает — стонет на весь дом и зубами скрежещет. Думаю, соседи там за стенкой обмирают. Не знаю даже, когда вместе будем жить — как Ханна? Проснется, услышит…

— Да брось ты, когда будет — тогда и думай. Тем более, что детки нынче такие пошли — нас с тобою научат. А как он предпочитает, ну, вообще… Молчком, или что-нибудь говорит?

— Погоди. Схожу, проверю, как там Ханна. Есть кое-что любопытное, как раз хотела посоветоваться. Достань пока, нарежь еще рулетика и водичку подогрей, я мигом…

Мусорный бизнес «Дома ремесел» подходил к своему логическому концу, Сигорд понимал это лучше всех в мире. Конечно, оставались еще «хвосты» прежних обязательств, которые надо было подчищать, попутные контрактики и оказии, но… Большой контракт пришел и ушел, оросив карманы Сигорда полутора миллионами талеров чистой прибыли… Не совсем и карманы, коли разобраться: чуть больше миллиона талеров лежало на расчетном счету акционерного общества закрытого типа «Дом ремесел», если их превращать в наличные, либо в иное личное имущество Сигорда — будут дополнительные налоговые потери… Четверть миллиона — квартира со всем содержимым, его личная квартира. Тысяч пятьдесят грохнуто в эти глупые шмотки, еще пятьдесят тысяч всегда под рукой, дома в тайнике, еще пятьдесят тысяч в банковской ячейке «Иневийского Кредита»… А сто тысяч Сигорд засадил в государственные именные облигации, долгосрочные, «тридцатки», действующие аж до 2024 года, под пять процентов годовых, никакими налогами не облагаемые. Зачем он это сделал — Сигорд отчетливо не мог ответить себе на этот вопрос — хотя бы для того, чтобы не пихать яйца в одну и ту же корзину… Вряд ли он дождется, в силу естественных причин, погашения оных бумаг, но в случае чего их можно так же спокойно продать, так же, как он их и купил в свое время — Сигорд специально узнавал об этой возможности.

Итак, фирма была, деньги были, Сигорд — вот он, а бизнес — ку-ку! После президентского фискального погрома с проскрипциями, в стенах Бабилонских префектур и администраций прошло достаточно времени для того, чтобы прежние финансовые спайки, связки, поруки, тенета чиновников и «делаваров» пришли в относительную норму; пришлым выскочкам никто ничего отдавать не собирался, ни задарма, ни даже за взятки. Точнее, взятки — они подчас сильнее даже родственных связей, это да, но кто из мелких будет платить миллионную взятку ради получения полумиллионного контракта? Крупные фирмы — могут пойти на так называемые демпинговые взятки, чтобы вытеснить конкурентов, очистить себе место у кормушки, с перспективой дальнейшей компенсации убытков возле таковой, а однодневки вроде Сигорда… Ну да, ну платил, ну оброс кое-какими связями и взаимовыгодными симпатиями, но не прирос, не присосался к щедрой муниципальной груди. И что теперь делать? Этот жалкий миллион на счету только-только сойдет за оборотные средства небольшой фирмочки, с тем, чтобы он годами барахтался от крошки к крошке, от риска к риску, регулярно выплачивая зарплату своему малочисленному штатному расписанию, налоги государственные и местные, оплачивая аренду, коммунальные и иные услуги, поборы инспекторам всех видов городской жизнедетельности, включая санэпидемстанцию… Чтобы расти, чтобы процветать на мусорном поприще, потребны весьма большие оборотные средства, гораздо большие, нежели Сигордов миллион, а где их взять? Банк не даст, Сигорд убедился в этом. И Купеческий, и Первый Национальный, и Иневийский, и хренийский — Сигорд же пробовал. Нет, всюду нужны связи, протекции, рекомендации, ручательства, порука… Своих средств хватит, чтобы некоторое время кувыркаться и бултыхаться на отмели, не тонуть, зарабатывая на повседневное, но первая же штормовая волна неудач смоет н-на фиг и деньги, и «Дом ремесел» и шаткое сигордово благополучие…